Самолеты на земле — самолеты в небе (Повести и рассказы) - Александр Русов

Довольно часто нам приходится обсуждать случаи нарушений казавшейся еще недавно очевидной связи между ученым, разрабатывающим ту или иную прикладную проблему, и потребителем в лице фирмы или государственного заказчика. Сегодняшнее состояние общества ставит вопрос об изменении функциональных связей между ними с целью обеспечения более стремительного прогресса. Хотя промышленность обеспечивает нас всем необходимым и дает жизненные блага, нельзя не удивляться, как мало одаренных выпускников университетов видят свое призвание в том, чтобы работать в промышленности. Оторванность университетских ученых от промышленности представляется нам пропастью более глубокой, нежели пропасть, которая, как полагают некоторые, разделяет науку и искусство.

До сих пор считалось нормальным, если ученый, работающий в университете, получал вознаграждение за свой труд в виде присуждения ему ученой степени и роста популярности в научном мире, что позволяло в значительной мере удовлетворить его тщеславие.

Ученый, работающий на фирме, которому было поручено разработать процесс, технологию или другой частный промышленный вопрос (topic), получал реальное вознаграждение в виде определенного процента от промышленной реализации его усилий.

Результатом современной тенденции промышленности пронизывать все сферы жизни, включая те, которые еще недавно были достоянием чистой науки (pure science), могут явиться некоторые новые виды интеграции, которые составят предмет обсуждений ближайшего симпозиума, организуемого ААС.

Мы приглашаем Вас принять участие в работе этого симпозиума.

Циркуляры и другие материалы будут высланы тотчас после того, как Вы сообщите нам, что затронутые вопросы интересуют Вас.

Заполните прилагаемую регистрационную карточку и для быстроты доставки положите ее в прилагаемый конверт с нашим адресом.

Мы не ставили перед собой задачи дать в такого рода конспективных записках портреты отдельных обитателей Каминска-1 и Каминска-2. Выполнение этой немалотрудной задачи заслонило бы осуществление другой — показать Каминск как нечто цельное, как связанные друг с другом полюсы одного магнита.

Тем не менее вот набросок к портрету.

Типичный каминчанин, начальник четвертого отдела, доктор технических наук тов. Скворцов, о котором уже упоминалось как об одном из оппонентов молодого биолога Балавадзе, ратующего за постановку новой темы, может быть представлен в зависимости от точки зрения и пристрастий рассказчика либо как ретроград, препятствующий продвижению всего нового, необычного, либо как истинный защитник интересов общества, не желающего распылять свои силы, от сумасбродных фантазий отдельных безответственных личностей, готовых бездумно растратить на пустяки народное достояние.

Можно также представить тов. Скворцова этаким ловким дельцом, который, выступая против новаций ученого-биолога, хочет показать, что последнее слово принадлежит не тем, кто исполняет музыку, а исключительно тем, кто ее заказывает, то есть каминчанам.

Тем не менее не только любой каминчанин, но и всякий честный коловертец, живущий в узких рамках своей специальности, без совершенного знания которой он оказался бы попросту не нужен Каминску, признает, что умение тов. Скворцова обобщать и выражать в нескольких словах то, на что автору-коловертцу потребовались бы многие часы, вызывает восхищение, которое коловертец нередко пытается прикрыть ироническим замечанием об универсальности и всезнайстве каминчанина.

С другой стороны, тов. Скворцов может лишь извлечь из коловертческого многословия ту основную мысль, ту суть, которая представляет наибольшую ценность для осуществления практических задач, стоящих перед институтом Крюкова, и не способен сам создать принципиально новый материал, из которого эта мысль может быть извлечена. В этом состоит сила тов. Скворцова как руководителя четвертого отдела, в этом же его слабость.

Таков вкратце набросок к деловому портрету тов. Скворцова, тогда как описание его внешности мало что добавит к уже сказанному о нем. Он может быть высоким, представительным мужчиной, седовласым или черноволосым, человеком спокойного или нервного нрава. Но в равной мере он может быть невзрачным, плешивым старичком, желчным или мягким — это не изменит основного, что безошибочно отличает в нем коловертец.

Портрет любого из коловертцев оказался бы отчасти антиподом вышеприведенного портрета, отчасти его обратным, зеркальным отражением. Но как магнит лишь тогда магнит, когда оба его полюса разделены, а движение тогда движение, когда его можно оценить как некое перемещение относительно неподвижной точки, точно так же сила обитателей Каминска, заставляющая летать то, что должно летать, и летать так, как до́лжно, происходит из противоположной заряженности северной и южной сторон территории института Крюкова. И как каждый полюс сам по себе не может существовать, так и портрет каминчанина был бы лишь искаженным портретом не то злодея, не то ангела-спасителя, если бы его не дополнял, не исправлял бы и не придавал ему достоверный человеческий облик неизменно сопутствующий ему портрет коловертца.

Трудно разыскать Каминск в сосновых лесах, а речку Коловерть с ее зарослями вряд ли можно найти на карте. И если есть у вас важное дело к директору института тов. Крюкову и вам удастся связаться с ним по телефону, чтобы договориться о встрече, вы, конечно, спросите:

— Как к вам добраться? — Хотя далеко не всегда удобно задавать директору такие пустяковые вопросы.

Но раз уж так получилось, что вы задали этот вопрос лично тов. Крюкову — человеку не чванливому и вполне уважаемому не только за высокий пост, но и за личные совершенные качества, — он ответит, что сначала нужно на поезде доехать до такой-то станции, затем сесть на автобус и ехать на нем до конца, а потом идти направо, до монастырской стены.

— Спросите институт Крюкова, — скажет директор, — вам всякий покажет.

Не подумайте, что «институт Крюкова» — это обмолвка или памятник себе при жизни. Просто такое у него название: институт Крюкова. Или Каминск. А товарищ Крюков — тот самый человек, который заставляет летать то, что должно летать, и летать так, как до́лжно. Он построил Каминск-1, затем Каминск-2. Тов. Крюков сотворил каминчан и коловертцев, поселив последних на берегу прозрачной реки Коловерти. И увидел тов. Крюков, что Каминск хорош, и назвал правую часть Каминском-1, а левую — Каминском-2. И стало так: слева живут коловертцы, справа — каминчане. И это, наверно, тоже хорошо.

Когда обыватель говорит:

— Ученый — это большой человек, у которого есть свой автомобиль и еще один — персональный, — он наверняка имеет в виду такого человека, как тов. Крюков, хотя тов. Крюков, строго говоря, не совсем ученый.

Никто, конечно, не станет спорить с тем, что тов. Крюков человек очень могущественный. Он, может быть, даже больше, чем ученый, и больше, чем инженер. И тот и другой работают под его началом. И если бы не тов. Крюков, неизвестно, к каким непредвиденным осложнениям могли бы привести натянутые отношения между каминчанами и коловертцами.

Но товарищ Крюков сказал:

— Да будет так. Живите в мире.

И они живут. Мучаются, терпят, но живут в удивительном уголке мира — Каминске.

Правду ли говорят дети, что существует здесь подземный аэродром? Стоит пойти в лес, утверждают они, и подождать подольше, как лес поднимется вместе с землей и оттуда вылетят быстрокрылые самолеты. Это еще раз свидетельствует о том, что тов. Крюков всесильный человек — что-то вроде волшебника. Девятилетний Саша Балавадзе, тот самый, который рассказал своему отцу фантастическую историю с самолетом, приземлившимся на территории института, поспорил с ребятами, что непременно дождется момента, когда самолетам пора будет взлетать. Он ждал с раннего утра и до позднего вечера, пока взволнованные родители, искавшие его по всему Каминску, не обнаружили Сашу в лесу и не увели насильно домой.

О том, насколько популярна идея подземного аэродрома среди детворы, можно судить уже по устраиваемой здесь ежегодно выставке детского рисунка. На ней экспонируются десятки работ, посвященных этой теме.

Самые невероятные ландшафты и конструкции, как бы противоречащие друг другу, свидетельствуют скорее о том, что подземного аэродрома на самом деле все-таки не существует. На рисунках можно увидеть поросшие соснами скалы и светящиеся в глубокой расщелине далекие огни, гигантское дерево, под которым должен быть зарыт волшебный сундук, а на рисунке — спрятан аэродром. Детское воображение прячет его как нечто самое ценное — волшебный фонарь, записки Робинзона Крузо, тайные шифры летних игр.